Клио сделала еще шаг назад и почувствовала спиной холод каменной стены. В этот момент он внезапно поднял руку.
– Не смейте!
Она услышала, как хохотнул сэр Роджер, и перевела взгляд на него. Глаза рыжеволосого рыцаря смотрели на нее вполне доброжелательно. К тому же он кивнул головой, тем самым давая понять, что Меррик не причинит ей вреда, и Клио немного успокоилась.
Между тем ее жених презрительно усмехнулся: – Я не бью беззащитных женщин.
Его слова вызывали у нее раздражение. Слишком самоуверенно он держался, всем своим видом давая понять, что она слабенькая, глупая, ни на что не годная женщина, которая без его помощи просто пропадет. В глубине души она даже пожалела, что он ее не ударил: сильный удар казался ей не таким унизительным, как снисходительные слова этого человека.
Указательным пальцем он приподнял ее лицо за подбородок и заставил посмотреть на него. Клио решила, что уж если так сложились обстоятельства, нужно по крайней мере попытаться понять, что за человек ее суженый.
Он не был красавцем. Он был воином. Мужчиной, жизнью которого были война, доспехи и оружие. Для того чтобы понять это, довольно было и одного-единственного взгляда. Его волосы были черны, как вороново крыло, а широкий обветренный лоб украшал смелый разлет густых бровей. Нос у него был длинный и чуть крючковатый, а линии подбородка и щек казались высеченными из камня. Шрам от удара мечом, который был гораздо светлее его опаленной безжалостным солнцем Востока кожи, спускался от брови до мочки уха. Меррик де Бокур был облачен в темные мрачные одежды, и столь же мрачным было выражение его лица. Зато глаза – по контрасту с черными волосами и смуглой кожей – поражали яркой синевой, на дочерна загорелом лице они казались совсем светлыми, будто отлитыми изо льда.
Льду Клио не доверяла. Однажды, еще маленькой девочкой, она подобрала длинную сосульку, которая упала с крыши кладовой, и посмотрела сквозь нее. Голубоватый лед искажал мир до неузнаваемости, и все предметы вокруг виделись ей искривленными, деформированными...
Так каким же был этот человек, в чьи руки она должна отдать свою жизнь и судьбу? Очевидно, его следовало побаиваться. Она встречала воинов, подобных ему, и прежде, но знала о них очень мало. А этот и без доспехов был будто закован в броню и казался человеком холодным, опасным, не способным на нежные, глубокие чувства.
Он придвинулся к ней вплотную и сжал ее плечи твердыми ладонями, которые больше пристали бы кузнецу, а не знатному лорду. Клио прижималась спиной к каменной холодной стене, не имея возможности ни сдвинуться с места, ни убежать. Она даже говорить не могла.
– Осторожно, рядом окно, – неожиданно произнес Меррик, и Клио даже не сразу поняла, что он имеет в виду. Он улыбался ей, однако глаза его не смеялись и смотрели на нее серьезно, даже, пожалуй, сурово. – Одно неверное движение, миледи, и вы, того и гляди, окажетесь во рву.
5
Меррик не выбросил Клио в крепостной ров, хотя вид у него был такой, будто он и в самом деле намеревался это сделать. Вместо этого он сообщил ей, что на следующее утро предполагает ознакомиться с постройками замка и очень надеется, что она будет его сопровождать.
У Клио не нашлось времени, чтобы ему ответить: когда у нее, наконец, прорезался голос и она поняла, что разговоры о замковом рве – всего только шутка, Меррик и сэр Роджер удалились из ее комнаты так же неожиданно, как пришли.
Так или иначе, на следующее утро Клио – хотя и не без легкого трепета в коленях – направилась в главный зал Камроуза, где должна была встретиться со своим женихом. Правда, водяные часы, которые она купила у одного венецианца на ярмарке, показывали, что оговоренное вчера время встречи с Мерриком давно уже истекло, но это ее ничуть не огорчило.
Закрыв дверь, ведущую в спальные покои, Клио прошла по длинному коридору. Потом ей пришлось совершить несколько привычных па: три ступени вниз – одна вверх и вбок, три ступени вниз – одна вверх и вбок... и так всю дорогу, пока она спускалась по винтовой лестнице.
Оказавшись внизу, она по привычке принялась напевать себе под нос какой-то мотивчик и подбросила в воздух румяное наливное яблочко, которое сразу же поймала и с хрустом укусила за сочный бочок. Потом Клио подняла глаза и окинула взглядом верхние жилые этажи, где кованые железные ставни уже были распахнуты навстречу сверкающим солнечным лучам, позолотившим тесаные каменные глыбы, из которых были сложены стены.
Утро казалось свежевымытым, прозрачным и настолько ярким, что каждому было ясно: день предстоял чудесный. В сущности, день уже настал, потому что Клио припозднилась – часа на два, не меньше.
Дело в том, что ночью, ворочаясь с боку на бок на постели, она придумала свой очередной «удивительный план». Это была своего рода тактика оттяжек и проволочек, которую использовал в войне против Ганнибала римский полководец Фабий. Ганнибалом, правда, в данном случае должен был сделаться ее жених, Меррик де Бокур, заставивший ее томиться в монастыре на два года дольше, чем ей было обещано.
В соответствии с этим планом Клио решила никуда не торопиться – как бы ни настаивал Меррик – и всегда опаздывать, куда бы он ее ни звал, по крайней мере часа на два. Стоило помножить два часа на двадцать лет, как получался срок, равный примерно тем самым двум годам, которые Клио пришлось провести в монастыре сверх оговоренного в брачном договоре времени. Такого расписания леди Клио и собиралась придерживаться впредь в течение ближайших двух десятилетий. С ее точки зрения, справедливость требовала именно этого. Направляясь в главный зал, она шла по темному сводчатому коридору, который освещался одним-единственным факелом, мимо ниши, где прежде висел тканый ковер голландской выделки. Теперь, правда, там ничего уже не висело – на этом месте остались только облупившаяся штукатурка да железный проржавевший крюк, к которому когда-то крепился гобелен. Зато на выбеленных стенах виднелись отметины от ударов мечей и боевых секир – можно было подумать, что прежним владельцам замка доставляло удовольствие наносить раны здешним стенам.
Клио опечалилась и прочитала про себя короткую молитву, поминая бабушку, которая очень гордилась голландским гобеленом. Клио не знала, куда этот тканый ковер девался, но была полна решимости вернуть на стены и в комнаты все, что исчезло оттуда за время ее отсутствия. Ей очень хотелось снова сделать замок похожим на уютное жилище, каким он был прежде, когда об этом заботились женщины ее рода. А если сэр Меррик окажется такой скотиной, что не даст ей на это денег, – плевать! Она сама всем этим займется, особенно если ей удастся наладить изготовление валлийского эля – так Клио называла про себя напиток, рецепт которого составляла бесконечными ночами в монастыре. Какого черта, спрашивается, ей пресмыкаться перед мужчиной, когда к ней потекут денежки от продажи верескового эля?!
Девушка смахнула крошки сыра с нагрудника своего желтого полотняного одеяния, которое было ей не к лицу и не нравилось не только ей, но и аббатисе. Последняя часто спрашивала, уж не больна ли она, когда Клио являлась к ней в этом платье. Волосы, правда, она причесала на придворный манер – вспомнив, как причесывались дамы при дворе королевы.
У Клио была такая масса волос, что они – даже уложенные в тугие косы – походили на тяжкие серебряные слитки, привязанные к ушам. Рукава же ее платья, наоборот, выглядели слишком пышными, и оттого ее руки казались тоньше и слабее, чем они были на самом деле. Однако Клио считала это платье самым приличным в своем скудном гардеробе. Хотя, если уж смотреть правде в глаза, она в нем имела вид на редкость беспомощной женщины – и это был непреложный факт, от которого не удавалось отмахнуться.
Придав своему лицу самое невинное выражение, леди Клио свернула за угол и вошла в главный зал замка. Вошла – и замерла, будто ее сразил недуг. Зал был пуст. Никаких тебе бравых воинов и оруженосцев, сидевших на лавках вдоль стен. Никаких яств на застеленных пестрыми скатертями столах. Ни тебе почтительных слуг, ни менестрелей с лютнями, ни вина, ни пива. А главное – во главе стола не было раздосадованного долгим ожиданием графа!